Сеттер, бесспорно, самый совершенный член всей группы гладкомордо-длинношерстных птичьих собак. Это первенствующее место по праву принадлежит ему во всех отношениях: по уму, характеру, чутью, быстроте движений, по красоте форм и даже качеству псовины. Весьма естественно поэтому, что не только на своей родине, но и в большей части цивилизованных стран сеттера - самые многочисленные и наиболее распространенные легавые, не исключая отсюда пойнтеров.

Численный перевес и предпочтение, оказываемое большинством охотников с английскими собаками сеттерам, уже сами по себе служат очевидными доказательствами их преимуществ над пойнтерами. Но преимущества эти, говоря беспристрастно, большей частью морального свойства, а не охотничьи. Сеттерист, видящий в своей собаке не только доброго товарища на охоте, но и верного друга дома, и пойнтерист, любующийся статями и мускулами пойнтера, ценящие в нем главным образом превосходного полевого работника, - оба по-своему правы, и споры между ними совершенно бесцельны. Если мы примем во внимание, что в основании сеттера лежит самая древняя раса охотничьих собак, которая в течение многих столетий получала, так сказать, домашнее воспитание, принадлежала к числу почти комнатных, то не станем удивляться тому, что сеттера представляют едва ли не самую культурную и интеллигентную породу. В этом отношении ее нельзя сравнивать с более молодою расою, происходящею главным образом от гончей, псарного воспитания и полудикой. Сеттера умнее, понятливее, привязаннее, ласковее и игривее пойнтеров, но зато сравнительно капризны, надоедливы и боязливы, т. е. сиротливы, вообще очень нервны; псовина у них красивее и теплее, они лучше выносят холод и дождь, охотнее идут в воду, но зато нечистоплотнее, длинная шерсть их требует большого ухода, они плохо выносят жару и жажду; сеттер охотнее подает, чем пойнтер, но чутье у него хуже, стойка не так крепка и красива. Само собою разумеется, что речь идет о большинстве и что найдется немало сеттеров, нисколько не уступающих в чутье пойнтерам, и наоборот, есть очень умные и ласковые пойнтера. Только сеттера сплошь и рядом бывают лишь комнатными собаками, пойнтера же всегда охотничьими. В этом обстоятельстве, т. е. многочисленности комнатных породистых сеттеров, вовсе не имевших полевой практики, и надо искать объяснения сравнительной слабости их чутья.

В своем настоящем виде - крупной собаки легкого склада, с удлиненной мордой, с шелковистою, блестящею шерстью сеттер как самостоятельная порода имеет относительно недавнее происхождение и вряд ни существует более ста лет. Таким образом, история сеттера есть главным образом история крупного спаниеля с лежачей стойкой, имевшего то же назначение, как и во всей Западной Европе, - находить полевую дичь для ловцов сетью. Мы не имеем никакого основания думать, чтобы эти крупные английские спаниели резко отличались от своих родичей на юго-западе Европы. Несомненно, однако, что стойка приобретена ими самостоятельно и позднее последних, быть может, потому, что до XVI столетия Англия была лесистой страной и имела очень мало полевой дичи. По словам Делаберы Блэна, знаменитого английского ветеринара, писавшего около ста лет назад, первым лицом, выучившим сухопутных спаниелей указывать дичь лежа, был Роберт Дудлей, герцог Норгумберлендский, живший около 1500(?) года, то есть когда в Испании, и вероятно, и во Франции стояли над дичью на соколиных охотах даже гладкошерстные легавые. Однако в книге Ричардсона о собаках говорится, что Р. Дудлей приучил сеттеров (спаниелей) ложиться в 1335 году, и это вероятнее, так как Strutt в своих "Sports and Passetimes" делает выдержки из рукописи XIV столетия, времен царствования Эдуарда III, в которой говорится, что спаниель был полезен для соколиной охоты на куропаток и перепелов, а если ложится, то был очень пригоден при ловле дичи сетями.

Как бы то ни было, название сеттера впервые встречается только в конце XVI столетия. Доктор Джон Каюс в сочинении своем ("English Dogges", 1570) говорит об указателе (Index), или сеттере, описания которого и испанской длинношерстной легавой доказывают, что эти породы почти ни чем не отличались между собою.

"Есть еще другая порода собак (кроме сухопутного спаниеля для соколиной охоты и водяного спаниеля) для ловли птиц, отыскивающих дичь без шума, лая и шлепанья лапами. Собака эта очень послушна, ходит то сзади, то спереди, рыщет то вправо, то влево; когда же найдет птицу (я подразумеваю куропатку или перепелку), она тихо подкрадывается к ней, останавливается, ложится и ползет подобно змее, не спуская глаз с птицы. Если же она подойдет очень близко к дичи, то и вовсе ложится, указывая лапой на то место, где находится птица, почему и названа указателем, однако setter (лежачая, легавая собака, Chien couchant) название более благозвучное, приятное и точнее обозначающее ее качества. Когда таким образом при помощи собаки будет определено местонахождение птицы, птицелов, намереваясь поймать ее, развертывает и раскидывает свою сеть; как только все готово, собака по знаку хозяина медленно подползает или подходит к птице и этим самым побуждает ее взлететь и запутаться в раскинутой сети"*.

По смыслу дальнейшего изложения надо заключить, что Index'ы Каюса были в его времена редки и что они употреблялись и при стрельбе птиц. Хотя Каюс и не говорит прямо об этом, но в следующей главе, описывая водяного спаниеля, указывает на то, что последнего приучали приносить после промаха стрелы и стрелки. Во всяком случае, несомненно, что крупные лежачие собаки длинной шерсти существовали в Англии с XVI столетия.

Надо полагать, что охота с этими испанками-сеттерами была очень истребительна, так как, уже в начале XVII века мы встречаемся с ее ограничениями. В статуте Иакова I говорится, что право держать лежачих собак имеют только дворяне и лица, обладающие известным имущественным цензом. Но, вероятно, этот закон имел кратковременное существование, так как в 1655 году Жервез Маркам (Gervase Markham) пишет целое руководство к птицеловству ("Hunges pрrevention of the Art of Fowling"), котором между прочим говорится о применении сеттера к ловле, причем объясняет, что сеттером называется крупная испанка со врожденными способностями для охоты на куропаток, найдя которых она мгновенно останавливается или ложится на землю, не осмеливаясь шевельнуться до тех пор, пока не подойдет к ней хозяин и не прикажет ей, что делать.

--------------------------------------------------------------------------------
* До сих пор браконьеры в некоторых местностях Англии употребляют сеттера при ловле дичи сетями. Так как эта охота производится ночью, то на спину собаки привязывается фонарь.

Из позднейших сочинений мы видим, что впоследствии не одни испанки приучались указывать дичь лежа и что название сеттера, или лежачей собаки, применялось ко многим другие породам. В 1697 году Hиколас Кокс в книге "Jentleman's Recreation" пишет, что от лежачей собаки требуется тонкое чутье и врожденная любовь к охоте по перу и что такой лежачей собакой может быть водяной, сухопутный спаниель или помесь этих двух пород, также гончая с большими брылями, вымески шотландских овчарок (Lurcher) пуделей (Tumbler) и мелких мастифов, т.е. мордашей. Но всего пригоднее обыкновенна испанка или сухопутный спаниель... Далее идет наставление, как следует дрессировать ее, чтобы она подползала к дичи и ложилась перед нею. Очень важно здесь указание на то, что мордаши употреблялись для охоты на птиц менее 200 лет назад, так как оно объясняет и оправдывает позднейшие подмеси этих собак к легавым.

Rawdon Lee приводит в своей книге текст договора между неким Jwohn Harris'ом и эсквайром Henry Herbert'ом. Договор этот относится к 1685 году, и из него видно, что первый обязался выдрессировать спаниеля и выучить его садиться перед дичью (за 32 шиллинга). Это самое раннее известие о натаске охотничьей собаки, именно сеттера - лежачего спаниеля. В английских охотничьих книгах XVIII столетия ничего нового о сеттерах не сообщается и вообще говорится о них только вскользь. Очевидно, в это время для стрельбы влет, которая заменила ловлю, хотя вообще сделалась известною в Англии позднее, чем на материке Западной Европы, употреблялись другие гладкошерстные собаки. Тогда же и начинаются усиленные скрещивания последних с лежачими испанками, главным образом для увеличения роста последних. С тою же целью выписывались в Англию из Франции те крупные и легкие эпаньели, которые, по мнению Веро Шо, очень походили на современного сеттера и происходили от скрещивания тогдашних (вероятно, испанских) пойнтеров с спаниелями. Веро Шо указывает на картину знаменитого Депорта под названием "Собаки и куропатки", но на этой картине (Лувр), по нашему мнению, изображены вымески французских эпаньелей не с пойнтерами, которых тогда (в начале XVIII стол.) еще не существовало, а с какою-нибудь легкою французскою гончею, если не борзою*.

Во всяком случае, лежачий спаниель в прошлом столетии был достоянием мелких охотников и употреблялся главным образом при ловле сетью. Для ружейной охоты он считался малопригодным по небольшому росту, укоренившейся поколениями привычке припадать на стойке к земле и подползать к дичи, наконец, по причине своей робости и нервности, как о том свидетельствует Таплин в "Sportsman's Cabinet" (1803). Такие собаки были, конечно, неудобны для охоты в кустах, высокой траве и не могли нравиться горячим, нетерпеливым охотникам, тем более что робость и нервность собаки очень часто соединяются с боязнью выстрела. Следует заметить, что еще в начале этого столети сеттеров чаще называли спаниелями и даже в "Kynopaedia" Вильяма Добсона, изданной в 1814 году и составляющей "практическое руководство к дрессировке и натаске английского спаниеля и пойнтера", под спаниелем везде подразумевается сеттер. Lee говорит, что в глухих местностях Великобритании сеттера до настоящего времени чаще называют спаниелем.

--------------------------------------------------------------------------------
*. С.В. Пенский, напротив, утверждает, что собаки, изображенные на этой картине (Бон, Пон и Нон), происходят от сеттеров, которых Генриетта Английская привезла с собою и подарила Людовику XIV, с примесью тогдашнего французского брака. Нижняя собака (тоже черно-пегая) действительно очень напоминает брака.
Эта непригодность лежачего спаниеля к ружейной охоте вместе с прекращением ловли сетью и были причиною коренного изменения этой породы и превращения ее в настоящего сеттера, что и произошло в начале XIX столетия. Аукционная продажа сеттеров исторического толстяка Даниеля Ламберта, весившего слишком 23 пуда, доказывает, что в 1806 году сеттера стояли очень высоко по мнению ружейных охотников, так как продавались по цене от 17 до 41 гинеи.

Между тем, кик никто не сомневается в том, что пойнтера произошли главным образом от скрещивания двух пород испанских легавых и фоксхоундов, - большинство не только английских охотников, но и авторов положительно держится того мнения, что сеттер непосредственный потомок грубого спаниеля - крупной испанки, только улучшенный тщательным подбором производителей.

рис. 43. Сеттеры начала ХIХ столетия (по Синенгаму Эдвардсу)

Хотя родича сеттера - крупного английского спаниеля не существует более, но по старинным рисункам их в XVI столетии, а также по современным настоящим испанкам на юге Франции мы знаем, что это были небольшие, приземистые собаки с широким черепом и острою мордою; знаем также, что все современные спаниели-бассеты, или гончие, имеют смешанное происхождение. Отсюда мы имеем логическое основание заключить, что сеттера, еще более уклонившиеся от первоначального типа, ни в каком случае не могут быть названы чистопородными, а являются продуктом смешения нескольких пород. Крайне сомнительно, чтобы можно было вывести новую породу собак только одним подбором, по крайней мере, нельзя указать ни одного тому примера. Для такого резкого изменения породы не хватило бы человеческой жизни, быть может, потребовались бы столетия, между тем как при смешении рас можно получить новую, с почти установившимися признаками через 20, даже 10 лет. Мы видим, что все домашние животные там, где они сохраняются в чистоте, столетиями не изменяют своего типа и выказывают крайнюю устойчивость. Приведем в пример наши породы лаек, крестьянские породы коров и овец в глухих местностях России, куда не проникали другие породы.

Если же мы станем рассматривать описания старинных и новых разновидностей сеттеров и мнения некоторых знатоков их, то, напротив, придем к тому заключению, что вряд ли существует другая порода собак, в образовании которой участвовало так много разнородных рас, - конечно, в различной степени. Сеттер, таким образом, можно сказать, самая винегретная раса охотничьих собак, и в ней можно найти и доказать следы крови по меньшей мере десяти различных пород. В прежние времена, лет 40 - 50 назад, когда чуть не у каждого лорда велась собственная порода, т. е. разновидность сеттеров, все эти разновидности или отличались своим оригинальным постоянным окрасом, или же были обязаны своим происхождением какой-нибудь посторонней крови. Примесь эта сказывалась большей частью в каком-нибудь второстепенном признаке, так как охотники редко придерживались образовавшейся помеси, а снова припускали к ней чистокровных производителей.

Ввиду многочисленных и несомненных фактов частого скрещивания большого спаниеля, т. е. лежачей собаки с самыми разнообразными охотничьими и неохотничьими породами, и явных признаков этих скрещиваний, выразившихся в изменении строения черепа, общего склада тела, наконец, качества псовины и даже масти, предположение Лаверака и других английских авторов, что сеттер чистокровная, лишь усовершенствованна подбором испанка, не только не выдерживает никакой критики, но крайне наивно и неожиданно.

Рассмотрим теперь, какие породы принимали главное, второстепенное и, наконец, случайное участие в превращении неуклюжей испанки в современного стройного и изящного сеттера.

Кровь борзой явственно заметна во многих сеттерах. Есть основание думать, что эта порода ранее других употреблялась для придачи лежачей собаке роста, легкости и быстроты. Упомянутый рисунок Депорта указывает на это скрещивание; затем известный Блэн прямо делает предположение, что сеттер образовался от скрещивания спаниеля с какой-либо быстроногой собакой (celeres), именно с борзой или легкой паратой гончей. Позднейшая примесь английской борзой очевидна в ирландских сеттерах легкого типа. Если мы будем внимательно рассматривать поджарых и длинноногих современных ирландцев, а в особенности наблюдать их скачущий поиск с почти неподвижным и сравнительно низко опущенным хвостом, то вполне убедимся в том, что борзая оставила в них гораздо более ясные следы, чем в пойнтерах.

Точно так же весьма вероятно предположение Блэна о подмеси паратой гончей, или фоксхоунда, тем более что эта гончая, кроме силы и проворства, обладала гораздо лучшим чутьем, чем борзая. Соединение этих двух рас могло, однако, производиться до выделения породы пойнтеров, т. е. гончих могли подмешивать не позднее конца прошлого столетия, так как затем большого спаниеля скрещивали преимущественно с пойнтером. "Suffolk Sportsman" утверждает, что немало разновидностей сеттера произошло от соединения английского спаниеля, фоксхоунда и пойнтера.

Что касается пойнтера, то в образовании современного сеттера он, несомненно, играл самую важную роль. Очень наивен поэтому вопрос Лаверака: "Каким образом сеттер мог образоваться посредством скрещивания с пойнтером, когда он древнее последнего?" Как будто Лавераку неизвестно, что до образования породы пойнтеров были не сеттера, а крупные спаниеля, хотя и называвшиеся сеттерами. Скрещивание началось с самого момента выделения пойнтера как самостоятельной породы с целью придать спаниелю-сеттеру недостававшие ему вначале качества: рост, поиск, быстроту, смелость; они продолжаются по настоящее время, и везде, как в Англии, так и в других странах, вымески сеттера и пойнтера весьма многочисленны; в Англии они известны под особым названием Droppers, даже имеют там многих поклонников. Известный знаток сеттеров Лорт писал в 1880 году Веро Шо, что "ему очень хорошо известно, что назад тому лет сорок или пятьдесят в самых лучших рассадниках сеттеров незначительная примесь крови пойнтера была весьма обыкновенным явлением. Иногда примесь эта вполне соответствовала цели и хотя на поколение или на два уменьшала длину и густоту шерсти, но не всегда ухудшала этим внешность собаки, зато утончала и укрепляла хвост (перо) и придавала последнему более упругости и подвижности (?) и, кроме того (не станем спорить, правильно или нет смотрели на это в прежнее время), округляла лапу". Очень многие породистые сеттера по формам почти ничем не отличаются от пойнтеров, так что если их выстричь, то легко можно принять за последних. Мы полагаем, что вряд ли найдутся сеттера, которые не
имели бы пойнтера в числе своих предков.

Кроме этих трех пород, принимавших главное участие в образовании расы, можно назвать еще много других, кровь которых дала начало некоторым более или менее известным разновидностям сеттеров.

Примесь пуделя несомненна в разновидности карлейлских сеттеров, называемых Э. Лавераком сеттерами Нэуорт Кестля и Фетзерстон Кестля, которые были еще на выставке 1877 года в Карлейле и, может быть, существуют по настоящее время. Эта были (по описанию Лаверлка и Дальзиеля) крупные, тяжелые собаки, с очень широкою грудью, с короткою и кругловатою головою, очень тепло одетые нежною, мягкою и шелковистою шерстью, иногда с небольшими завитками, кофейно-пегой и (позднее) желто-пегой масти; отличительный признак их составлял пучок длинной мягкой шелковистой шерсти на затылочном гребне, т. е. парик, вроде как у ирландского водяного спаниеля, но не такой широкий. По Дальзиелю, пучок встречался не у всех экземпляров.

Кровь брудастых собак, по всей вероятности, находится также в старинной, уже почти исчезнувшей, разновидности - в уэльских или ллэнидпосских сеттерах, отличавшихся от других жесткою и курчавою шерстью белого цвета и толстою, хотя довольно длинною, головою*. Быть может, на них оказал влияние пресловутый русский сеттер, то есть брусбарт, усовершенствованный англичанами. Как известно, в 30-х и 40-х годах русские брусбарты очень уважались в Англии и их усиленно скрещивали с настоящими сеттерами до тех пор, пока они совершенно исчезли как самостоятельная раса.

По словам Лорта, псовина уэльского сеттера (Welsh or Llanidloes Setter), во всяком случае у чистокровных экземпляров, не только курчава, как у длинношерстного коствольского барана, но жестка и не имеет ничего общего с псовиною современного сеттера. Цвет ее обыкновенно белый, с немногими желтыми пятнами на голове и ушах. Попадаются однако чисто-белые экземпляры, и, кроме того, нередко в помете бывает несколько щенков с одним или обоими белыми глазами. Голова этого сеттера сравнительно длиннее и грубее, чем у английского, и вообще весь склад его много тяжелее. Хвост у него курчавый, без подвеса, со свалявшеюся шерстью и по своей форме напоминает хвост выдры. Хотя уэльский сеттер не имеет быстрого поиска, но ищет он очень хорошо и много живей и чутьистей, а потому пригоднее спаниеля. Обыкновенно он ходит на кругах поблизости от охотника довольно тихо и всего пригоднее для охоты на вальдшнепов и бекасов, которых отыскивает так же верно, как и спаниель. Кроме этих хороших качеств, уэльский сеттер много выносливее и гораздо менее подвержен болезням, чем наши модные сеттера, а потому, повторяю, стоит того, чтобы позаботились о его возрождении. Из описания видно, что это была самостоятельная порода, происшедшая от скрещивания брудастых жесткошерстных собак, может быть, и не нашего брусбарта, а т. наз. оттерхоунда (выдровой гончей).

--------------------------------------------------------------------------------
* На выставке 1889 года в Welshpool'e ллэнидлосским сеттерам был отведен особый класс. Большинство выставленных собак при принадлежало г.Dash-Wood'у. Призов, однако, никому выдано не было. Эти сеттеры пользуются репутацией хотя тихих, но настойчивых и методичных работников и, по словам R.Lee, считаются в Уэльсе самыми выносливым и для охоты в чаще, на вальдшнепов и фазанов, особенно когда приходится охотиться с одной собакой (т. е. они имели поноску?).

Кровь блоудхоунда ясно сказывается во многих сеттерах-гордонах так называемого старого типа, о чем будет говориться в своем месте. Заметим здесь только, что это скрещивание принадлежало к числу позднейших, когда сеттера уже вполне отделились от испанок.

Поль Кальяр прямо утверждает, что сеттер образовался от скрещивания эпаньеля (спаниеля) с водолазом, который будто имеет отличное чутье. Конечно это нелепость, так как от соединения двух тяжелых пород не могло произойти легкого сеттера, но что англичане нередко подмешивали в позднейшие времена, с середины текущего столетия кровь водолазов, это не подлежит никакому сомнению, Мы знаем, что такие скрещивания производились для вывода породы гладкошерстных ретриверов; при этом, разумеется, иногда получались особи очень близкие к сеттерам, которые почитались и продавались за настоящих сеттеров, выказывая свою нечистокровность лишь в последующих пометах. Кроме того, многие заводчики могли впускать в породу своих собак кровь водолаза непосредственно, с прямою целью увеличить их рост, силу и дать черную масть. Кому не известно, что очень многие черные сеттера и гордоны имеют свойственный всем ретриверам чепец, т. е. длинные, слегка вьющиеся волосы на затылке, как бы обрамливающие голову, покрытую очень короткою и гладкою шерстью.

Кроме того, в образовании сеттеров, несомненно, принимали участие различные мелкие сухопутные спаниели, в том числе и те из них, которые составляют отдельную группу карликовых и комнатных спаниелей, или кинг-чарльзов. Мы знаем, что Делабер Блэн в начале этого столетия говорил об спаниелях короля Карла, черных с подпалинами,
крупного (сравнительно с настоящими кинг-чарльзами) роста. В его (Блэна) времени эту породу тщательно соблюдал в чистоте герцог Норфольский. Это те самые английские длинноухие собаки короля Карла, которые так одобрялись первыми русскими охотничьими писателями, когда о сеттерах и пойнтерах не было и помину. Блэн полагает, что эти спаниели легли в основание породы гордонов. Во времена Лаверака та же самая разновидность держалась графом Сифильдским близ Инвернесса; по крайней мере, ее описание не оставляет в том никакого сомнения.

Наконец, есть еще одна порода собак, считающаяся вовсе неохотничьею, кровь которых, несомненно, подмешивалась к некоторым сеттерам, именно гордонам. Это колли, или шотландская пастушья собака, аналогичная нашим северным длинношерстным (псовистым) лайкам. Колли всегда отличались необыкновенным умом и понятливостью, превосходным
зрением и слухом, густою красивою псовиною; кроме того, нередко имели очень хорошее чутье, и потому скрещивание их с сеттерами могло лишь послужить к улучшению последних. О значении колли для гордонов мы будем говорить далее, что роли их в образовании породы гладкошерстных ретриверов было уже упомянуто. Один известный
заводчик сеттеров пишет Гюг Дальзиелю, что в последнее время кровь колли стали прибавлять и к английскому сеттеру, и этою примесью объясняет обилие псонины и тяжелый неподвижный хвост последнего.

Из сказанного нами ясно, что сеттера представляют весьма сложную породу и что уверенность многих ее любителей в том, что современный сеттер прямой потомок чистокровного спаниеля и что улучшение породы произошло единственном от ее рационального разведения", основана на невежестве и незнании фактов, подтверждающих по форме середину между черепами спаниеля и пойнтера, как о том свидетельствует Стонехендж, доказывает смешанное происхождение современного сеттера.

Достойна внимания та настойчивость, с какой все английские заводчики всегда старались об уничтожении типичного для испанок кофейного и кофейно-пегого окраса, как бы считая эту рубашку наружным признаком присущих испанкам недостатков. Бурая масть различных оттенков в настоящее время считается даже признаком не чистокровности сеттера, хотя на самом деле это одно из явлений атавизма, возвращения к предкам, всего чаще встречающееся у гордонов, реже у ирландцев. Лаверак упоминает о кофейно-пегих сеттерах графа Карлейля и о светло-кофейных и кофейных собаках лорда Оссельстона, причем первых, как оказывается, подмешивал к своим голубым бельтонам, почему между лавераками иногда выраживаются кофейно-пегие собаки, даже в подпалинах, т.н. триколорные. Вообще же любители сеттеров крайне недолюбливают кофейный окрас и отметины, что совершенно идет вразрез и противоречит убеждению в чистокровности их происхождения. Неужели коренная масть спаниеля была уничтожена одним подбором!

Как бы то ни было, уже в начале этого столетия сеттеров можно считать вполне выделившимися в особую породу, имевшую гораздо более общего с современными сеттерами, чем с старинными крупными испанками. Это доказывает нам первое известное, притом раскрашенное изображение сеттеров в "Cynograрhia Britannica" Сиденгама Эдварса, вышедшей в 1805 году. На рисунке (рис.43), как видно, представлены три собаки, отличающиеся между собою мастью и отчасти ладами: сзади стоит черная с подпалинами, посредине красная с белою проточиною на лбу и впереди белая. С некоторой натяжкой можно, пожалуй, усмотреть в этих трех представителях сеттера 90 лет назад родоначальников трех современных пород или подпород гордонов, ирландских и английских.

Улучшенные сеттера быстро завоевывали себе прочное положение в качестве подружейных собак. Приобрев рост, быстрый поиск, утратив лежачую стойку, привычку к ползанию и прежнюю робость и нервность, они даже получили некоторые преимущества перед пойнтерами, а потому начали быстро распространяться. Двадцать лет спустя Джон Скотт в "Sрortsman's Reрository" говорил:

"Многие охотники для охоты на фазанов предпочитают сеттера пойнтеру, как более проворную* и не столь нежную собаку, которая имеет многие качества спаниеля и потому не боится самой густой чащи. По шотландской куропатке (grouse) сеттер положительно лучше пойнтера, потому что хотя и говорят, что он не может обойтись без воды и что он не выдерживает жару и жажду так хорошо, как пойнтер, тем не менее в неудобной и пересеченной местности по врожденной ловкости, проворству и твердости подошв он гораздо пригоднее последнего..."

Действительно, преимущества сеттера для лесной охоты были очевидны, а потому около этого времени сеттера разводятся на всех больших псарнях, а к 50-м годам они уже значительно преобладают в численности над пойнтерами. В сочинении В. Лаверака перечисляется несколько десятков старинных кеннелей. Тогда чуть ли не каждый лорд считал непременным долгом держать собственную псарню охотничьих собак, преимущественно сеттеров, причем считалось позорным продавать лишних и покупать чужих производителей. Как у наших старинных бар, крупных псовых охотников, в каждом большом кеннеле велась собственная порода, отличавшаяся большей частью окрасом, но иногда подмесью какой-либо посторонней крови, придававшей собакам своеобразный вид.

--------------------------------------------------------------------------------
* Судя по современным изображениям, сеттера двадцатых годов были замечательно легкого сложения, еще более борзоватого, чем современные ирландцы. По-видимому, они были и очень рослы. См. гравюру 1828г. с картины Тюpнеpа и гравюру Лапоpта "Bubble and Squeak, two setters" из собрания С.В.Пенского.

Собственно говоря, до середины настоящего столетия существовала только одна порода сеттеров с бесчисленным количеством разновидностей, различавшихся в большинстве одними знатоками. На первой английской выставке собак, устроенной в 1859 году, был только один отдел сеттеров, и всех их судил и по одной мерке. Но уже на следующий год в Бирмингаме ирландцев судили особо, а в 1861 году там же появился отдел гордонов.

Это разделение сеттеров на три породы, или, вернее, подпороды, имеет главным основанием национальный антагонизм: шотландцы желали иметь собственную породу, ирландцы свою, хотя, конечно, всеми причинами выставлялись различи местности и охоты. Это большая натяжка, так как все сеттера употреблялись преимущественно на серых куропаток и гряусов. Но раз были установлены признаки каждой из этих пород, все старания собакозаводчиков были направлены на то, чтобы сделать эти различия как можно более резкими. В этом стремлении они дошли до крайностей, так что в конце концов главные отличительные признаки породы, кроме масти, оказались порочными, даже карикатурными. Мы еще до сих пор встречаем каких-то лещеватых выборзков, именуемых ирландскими сеттерами, каких-то ползучих, с согнутыми ногами, "кошачьих" лаевераков толстоголовых и брылястых гордонов. Само собою разумеется эти крайности вызвали реакцию, и теперь между породами сеттеров уже реже встреплются такие безобразные, утрированные особенности. Надо полагать, что если бы не были основаны специальные клубы любителей ирландцев и гордонов, то все эти породы были уж соединены в одну, так сказать, приведены к одному знаменателю и делились бы на три разновидности, разделяющиеся только окрасом, который, в сущности, не имеет никакого значения. В недалеком будущем надо ожидать моды на красно-пегих и кофейно-пегих сеттеров, доныне настойчиво браковавшихся на выставках.

Выставки произвели совершенный переворот в английском собаководстве. Из предмета роскоши псарни сделались немаловажной статьей дохода, и большая часть кеннелей приняла чисто спекулятивный характер: подружейные собаки, на который существует наибольший спрос, теперь разводятся не для охоты, а для выставок, на продажу и для полевых состязаний. Разведение сеттеров и пойнтеров перешло в руки младших сыновей лордов - священников, а оставшиеся лорды-заводчики уже не имеют замкнутых псарен, и лучшие производители последних обращены в студдогов с дорогою платою, подобно жеребцам на конных заводах.

Русским охотникам небезынтересна будет история первых сеттеров в России, т. е. когда и кем были привезены эти собаки и каковы были их внешний вид и полевые качества.

Благодаря старинным охотникам С. В. Пенскому и П.А. Квасникову время появления сеттеров известно с точностью. Первые сеттера были привезены в Петербург в сороковых годах петербургскими богатыми англичанами Когуном, владельцем бывшего английского магазина, Пэрлендом и Гамильтоном; последние служили в русской гвардии, но имели в северной Англии значительные поместья и, когда туда ездили, каждый раз присылали или привозили собак. В 1843 или 1844 году были выписаны из Англии через посредство Когуна два сеттера - один для графа Перовского, другой для М. Е. Храповицкого. Вскоре затем (а не в 1841 году, как говорит Квасников) были получены (через Пэрленда) Н. С. Вакселем, отцом известных Владимира (безрукого, или московского) и Льва (автора "Карманной книжки") Вакселей, красный кобель Патрик и черная сука Джальма, впоследствии увезенная в Москву В. Н. Вакселем.

В 1845 и 1846 годах в Петербурге было уже немало английских собак. Из них особенной красотой отличался черный сеттер графа Ферзена. В 1847 году Пэрлендом были привезены для подарка великому князю Михаилу Павловичу два замечательно красивых сеттера очень редкой породы - белых без отметин, с черными глазами и черными носами.
Собаки были непродажные и променяны на лошадь, стоившую 2000 р. От этого кобеля и желтой суки, принадлежавшей петербургскому охотнику И.А.Серебрякову, была поведена порода белых (с редкими отметинами или крапинами на ушах), черноглазых и черноносых сеттеров, пользовавшихся большою известностью в обеих столицах и провинциях до 80-х годов. Этих сеттеров не следует, однако, смешивать с белыми желтоухими сеттерами огромного роста, с острой мордой почти без перелома и с борзоватым складом, происходящих от кобеля, привезенного Гамильтоном в 1848 году и проданного Льву Вакселю.

Очень важную роль в распространении английских легавых играли И.А.Серебряков и семья Вакселей. Первый, в качестве товарища и заведующего делами Пэрленда, всегда имел прекрасных пойнтеров, в особенности же сеттеров. Большая часть собак, вывезенных Пэрлендом, перешла во владения И.А. или прошла через его руки. Лучших он оставлял себе или отводил от них щенков и таким образом имел постоянно много собак - первый настоящий завод в России. Немало собак Серебряковского кеннеля разошлось по Петербургу и по всем углам России. Этот ветеран-охотник до сих пор пользуется большою известностью, как знаток собак и обладатель лучших гордонов. Другой знаменитый охотник, В.H.Ваксель, первый привез сеттеров и пойнтеров в Москву и распространил английских собак в подмосковных губерниях.

Кроме вакселевских сеттеров, в конце сороковых и в начале пятидесятых годов в Москве пользовались известностью черные сеттера с подпалинами графа 3убова*, красные Ф. В. Перлова и белые С. В. Пенского, происходившие от упомянутых выше сеттеров Пэрленда. Последние сеттера отличались необыкновенною прочностью чутья, долговечностью, энергией, выносливостью и большим умом, а потому велись долее всех. В этих отношениях они не имели себе равных между современными сеттерами, очень скоро спадающими с чутья и сравнительно недолго живущими. Остатки этой замечательной породы, имевшей более права на это название, чем современные ирландские, английские сеттера и гордоны, вероятно, сохранились до сих пор, но уже в нечистом виде, с желто-пегим окрасом.

По словам С. В. Пенского, все первые сеттера отличались от современных тем, что имели уши очень высоко повешенные и, как говорится, на хряще, т. е. неплотно прилегающие к щекам и даже слегка приподнятые; кроме того, у сеттеров морды были не такие тупые, как теперь, а гораздо острее. Из старинных английских портретов и
рисунков мы знаем, [то прежние сеттера имели более короткие и выше поставленные уши и заостренную морду. Исключение составлял только черно-пегий сеттер, принадлежавший М. Е. Храповицкому, Гроус, у которого морда была совершенно тупая, а уши были повешены низко и одеты шелковистой, слегка волнистой длинною шерстью; кроме тога, он был более тяжелого сложения, чем его петербургские современники. Патрик старика Вакселя имел красивую красную рубашку, но цвет ее был светлее окраса теперешних ирландцев. Джальма, по описанию Квасникова, была среднего роста, широких ладов, высокопередая и очень сухая, голову имели красивую, лоб возвышенный, глаза очень большие, навыкате, рыло острое, уши короткие, шею недлинную, ноги невысокие и шерсть волнистую, черную, на хвосте и ногах очень длинную. Джальма искала верхом очень быстро, стояла крепко, птицу подавала хорошо, была удивительно послушна и неутомима, но чутья очень дальнего не имела. От нее и вскоре затем привезенного Вакселем белого кобеля Дэна, среднего роста, высокопередого и немного вислозадого, кажется, пэрлендовских собак, развелось много черных, белых и черно-пегих сеттеров, которые распространились между московскими охотниками, и все имели хорошее чутье, очень ценились за полевые достоинства и были красивы.

Сеттера графа Зубова имели довольно большое сходство с гордонами, о которых как породе тогда еще не было известно и в Англии. Квасников описывает зубровских сеттеров так: "Хорошего роста, высокопередые, стройные, подбористые и сухие голова очаровательна, лоб узкий, округленный, глаза очень большие, совершенно навыкате, рыло очень тонкое, не короткое и тупое, ноздри просторные, хвост тонкий, довольно короткий очень упругий, шерсть черная, волнистая, на хвосте, ушах и ногах очень длинная, на щеках, груди и ногах блестящие, темно-оранжевые подпалины, которые также есть и над бровями. Сеттера эти искали проворно, рысью, были верхочуты и чрезвычайно послушны, по птице ложились, подавали превосходно и чутье имели замечательно хорошее". Как кажется, однако, они не оказали большого влияния на московских сеттеров и вскоре исчезли в помесях.

--------------------------------------------------------------------------------
* С. В. Пенский говорит, что у остатков зубовских сеттеров, которых ему пришлось видеть, подпалин не было.

Наиболее важное значение для русских охотников имели белые черноглазые и черноносые сеттера Пэрленда - Серебрякова. Как рассказывает С. В. Пенский, из первого помета (от белого кобеля и желто-пегой серебряковской суки) часть щенков были оставлены Серебряковым для себя, один достался В. Н. Кутузову, другой - В. Н. Вакселю, и третий, переменив несколько хозяев, окончательно попал в Москву к графине Л. Нессельроде. В начале пятидесятых годов С. В. Пенский получил от Серебрякова внуков или правнуков первого помета; от них и Катона Нессельроде развелось в Москве немало белых и желто-пегих сеттеров. "Первые собаки серебряковского завода, - говорит С.В.Пенский, - были очень нежны и болезненны, но потомство их, с некоторою примесью сеттеров других пород, совершенно акклиматизировались и отличалось замечательной устойчивостью многих своих качеств. Страсти и огня в этих собаках было пропасть, выносливость их была изумительна. 3а сколько бы верст мы ни уезжали на охоту, всегда они бежали и туда и назад пешком, и не по дороге, л полями, где находили часто дичь и замирали на стойке... Идешь шагов сто, двести в полной уверенности, что умелый пес не сдвинется с места до вашего прихода. Несмотря на усиленную (?) дрессировку, которой мы их подвергали, большая часть этих сеттеров даже в четвертом и пятом поколении сохраняла поиск бойкий, галопом, на кругах и каталептическую стойку. Не было возможности заставить их самих поднять птицу, чтобы нагнать ее на ваш выстрел в чаще. Верхнее чутье отчасти утратилось; по молодым тетеревам и куропаткам они научились искать следом, но зато выкапывали эту дичь превосходно". Остатки этой знаменитой породы можно было видеть в Москве на выставке, представленные тверским охотником Моласом. Было бы крайне интересно разыскать их потомков и, если возможно, восстановить расу.

Большинство сеттеров сороковых и пятидесятых годов как в Петербурге, так и в Москве быстро перемешались с пойнтерами, не оставив после себя заметных следов. Замечательно, что все охотники, начиная с В. Н. Вакселя, видимо, стремились вывести среднюю породу между сеттером и пойнтером, более отвечавшую нашему климату, но, конечно, за неумелостью и недостатком хорошего материала из стараний их ничего не вышло, кроме того, что пойнтера стали псовистее и выносливее. Такие дропперы кажется едва ли не преобладали в конце пятидесятых и в шестидесятых годах. В то же время появились так называемые деревенские сеттера, имевшие примесь крови дворняжки, обличаемую загнутым хвостом, но тем не менее удовлетворявшие потребностям своих обладателей. В 60-х годах сеттера, б. ч. нечистопородные, уже проникают в глухую провинцию и вытесняют прежних легавых, предпочитаемые пойнтерам, которые распространялись медленнее, преимущественно на юге, что весьма понятно. По временам столичные охотники выписывали новых производителей из Англии, но уже под названием английских, ирландских сеттеров и гордонов; лавераки же появились у нас много позднее - в восьмидесятых годах. Вообще рациональное разведение английских легавых началось у нас не более 15 лет назад, а до этого времени огромное большинство сеттеров было нечистокровно.

Примечание. Относительно распространения сеттеров С. В. Пенский пишет нам следующее: В пятидесятых годах встречалось уже много сеттеров в Петербурге, а оттуда стали они проникать в Москву, даже в провинцию. Главным агентом для выписки этих собак был по-прежнему Когун. Сам он вел породу оранжево-пегих, как говорят, с очень хорошими охотничьими качествами. Во время Крымской войны я видел очень хорошего красного сеттера у Сухово-Кобылина, автора "Свадьбы Кречинского", и желто-пегих в Рязани, у художника Петра Соколова. Впоследствии Соколов переехал в Москву, имел уже белые породы Серебрякова.

В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов в Москве появилось уже немало сеттеров различных колеров. Очень славились желтые и желто-пегие Александра Николаевича Волкова, как по внешнему виду, так и по полевым качествам. Один из братьев Ермоловых - если не ошибаюсь, Клавдий Алексеевич - выписал из Англии оранжево-пегих, которые оказались с плохим чутьем. Он помешал их с брусбартами, а выписанных продал Рошфору. У Константина Николаевича Петрова видел весьма красивых сеттеров песочного цвета с черными глазами, которыми хозяин очень дорожил.

Один из первых председателей Московского общества охоты Николай Федорович Дудин имел красного сеттера, с которым мне часто приходилось охотиться. Кругового поиска и галопа у этой собаки не было, но чутьем она обладала необыкновенным и замечательной сметкой. Породу красных сеттеров вел также московский дворцовый доктор Берс. Одну из красных сук он поставил с черным сеттером покойного императора Александра Николаевича. Какие вышли щенки и куда они девались - не знаю; знаю только, что одного из них вырастил у себя в деревне граф Лев Николаевич Толстой.

Императорского черного кобеля я видел в Ильинском после обеда, на который государь пригласил членов правления Московского общества охоты. Это была очень крупная и весьма красивая комнатная собака, с прекрасной головой, хорошо одетая, но сеттериного типа в ней было мало; к тому же ноги были слишком длинны и одна из ног совершенно белая. Говорят, сеттер этот был подарен покойному императору каким-то польским паном, и слух ходил, что кобель был не совсем кровный".